عَنِ الْحَسَنِ بْنِ عَلِيٍّ قَالَ: سَأَلْتُ خَالِي هِنْدُ بْنُ أَبِي هَالَةَ، وَكَانَ وَصَّافًا، فَقُلْتُ: صِفْ لِي مَنْطِقَ رَسُولِ اللَّهِ صَلَّى اللَّهُ عَلَيْهِ وَسَلَّمَ، قَالَ: كَانَ رَسُولُ اللَّهِ صَلَّى اللَّهُ عَلَيْهِ وَسَلَّمَ مُتَوَاصِلَ الأَحْزَانِ، دَائِمَ الْفِكْرَةِ، لَيْسَتْ لَهُ رَاحَةٌ، طَوِيلُ السَّكْتِ، لا يَتَكَلَّمُ فِي غَيْرِ حَاجَةٍ، يَفْتَتِحُ الْكَلامَ وَيَخْتِمُهُ بِاسْمِ اللَّهِ تَعَالَى، وَيَتَكَلَّمُ بِجَوَامِعِ الْكَلِمِ، كَلامُهُ فَصْلٌ لا فُضُولَ وَلا تَقْصِيرَ، لَيْسَ بِالْجَافِي وَلا الْمُهِينِ، يُعَظِّمُ النِّعْمَةَ، وَإِنْ دَقَّتْ لا يَذُمُّ مِنْهَا شَيْئًا، غَيْرَ أَنَّهُ لَمْ يَكُنْ يَذُمُّ ذَوَّاقًا وَلا يَمْدَحُهُ، وَلا تُغْضِبُهُ الدُّنْيَا، وَلا مَا كَانَ لَهَا، فَإِذَا تُعُدِّيَ الْحَقُّ، لَمْ يَقُمْ لِغَضَبِهِ شَيْءٌ، حَتَّى يَنْتَصِرَ لَهُ، وَلا يَغْضَبُ لِنَفْسِهِ، وَلا يَنْتَصِرُ لَهَا، إِذَا أَشَارَ بِكَفِّهِ كُلِّهَا، وَإِذَا تَعَجَّبَ قَلَبَهَا، وَإِذَا تَحَدَّثَ اتَّصَلَ بِهَا، وَضَرَبَ بِرَاحَتِهِ الْيُمْنَى بَطْنَ إِبْهَامِهِ الْيُسْرَى، وَإِذَا غَضِبَ أَعْرَضَ وَأَشَاحَ، وَإِذَا فَرِحَ غَضَّ طَرْفَهُ، جُلُّ ضَحِكِهِ التَّبَسُّمُ، يَفْتَرُّ عَنْ مثل حَبِّ الْغَمَامِ.
Передают, что, по словам аль-Хасана ибн ‘Али, однажды он попросил своего дядю по материнской линии Хинда ибн Абу Халю, который умел описать черты Пророка, мир ему и благословение Аллаха, рассказать о как разговаривал Посланник Аллаха, мир ему и благословение Аллаха, и тот сказал: «Посланник Аллаха, мир ему и благословение Аллаха, постоянно был чем-то опечален, задумчив. Он не знал покоя. Он подолгу молчал и не разговаривал без нужды. Он начинал говорить и завершал свою речь именем Всевышнего Аллаха. Его слова были лаконичными, но многозначными. Его речь была отчётливой, ясной, в ней не было чего-то лишнего или недосказанного. Он не был грубым и не проявлял презрения, подчёркивал значимость всего хорошего, даже когда это было что-либо незначительное, и никогда не пренебрегал этим. В то же время он не хвалил еду, но и не отзывался о ней плохо. Он не гневался из-за [потери] земных благ и всего, что связано с ними, но если кто-либо посягал на истину, то ничто не могло сдержать его гнева, пока ему не удавалось отстоять истину. Он никогда не гневался из-за нанесённых ему обид и не мстил за себя. Показывая на что-либо, он показывал всей ладонью, а когда удивлялся, то поворачивал её. Разговаривая, он двигал рукой и бил правой ладонью по внутренней стороне левого большого пальца. Во время гнева он отворачивался и отводил взор, а когда радовался, то опускал его. Смеясь, он обычно улыбался так, что можно было увидеть белизну его зубов».